Автобиография
Как, законопослушный гражданин Российской Федерации, я, Еготинцев Павел Иосифович, родился там, где и указано в паспорте: точно 4 июня 1949 года. Именно в том призрачном хуторе с глупым названием Речка, Богом забытого Кашарского района, нашей многострадальной Ростовской области. Название нашему хутору давали, очевидно, с глубокого «бодуна», да при налитых стаканах:
- да, пиши Речка. Потом разберемся…
Ну, когда не мыслит головушка… А так и хочется сказать:
- Ребята, это не название, а определение количества воды в водоеме: родник, ручей, речка, река…
Оттого и попадает наш «брат» в переплеты:
-Где живешь?
- На Речке.
-А что за речка?
- Ольховая.
-А хутор как называется?
- Речка.
-Ты что больной?
Махнешь рукой: да, ладно! Не одни мы обижены:
- Откуда парень?
- С Вяжи.
- Кого?
- Что кого?
- Связать!
- Зачем?
Мы – с анекдота. И находились ведь рядом: Верхнемакеевка, Речка, Вяжа. Вдоль Ольховой, по бережку. Не смотрите на карту – врет! По карте хутор Речка находится километрах в пяти от Верхнемакеевки, а по жизни она с нею граничит!
Раньше люди родами жили: выходишь за Верхнемакеевку - Яцкие три-четыре двора, потом Рябинские два двора, за ними Соколы пяток дворов, потом мы, Еготинцевы, и пошел, пошел…
Наш хуторок растянулся на добрый десяток километров, почти до Вяжи. Там, в конце хутора, был магазин, клуб и начальная школа. А о таком благе, как название улицы, номер хаты – и не мечтали, но почта работала «справно». Пока я не подрос.
Нас было двое: не близнецы, конечно, нет, просто однофамильцы. Я – Еготинцев Павел Иосифович, он – тоже. Я ученик пятого класса, он – бригадир второй комплексной бригады, живем через две хаты, ходим друг к другу в гости. В общем. Не хутор, а одни конфузы: однажды семейный мужчина, отец двоих детей, получил письмо от девушки с предгорий Кавказа:
- Паша, приезжай!
Выручил дед Иван. Он долго думал, шевелил губами и, наконец. Изрек:
- А шо Павлик… Був на Руси царь Павыл Второй. Ставь на конвэрти писля своей хвамылии рымську цыхерку два. Так и путаться пырыстанытэ, а ты у нас вроби царя будышь…
Так я принял «царство» свое. А было оно все из долгов: долг перед родителями, перед школой, после призыва в армию – перед Родиной, так я и жил в долгах. Институтов не заканчивал, все мое образование – 11 классов вечерней школы.
Печататься начал в 1969 году, в газете Закавказского ПО «На рубежах Родины». Печатался в Грузии, Армении, Адыгее, в Краснодаре, Ростове-на-Дону.
Принимаю активное участие в подготовке 3-го номера альманаха «Лукоморье» ст Тбилисской Краснодарского края.
«Не привлекался», «не отбывал». Все это – лицевая сторона «Луны». У каждого человека есть то, о чем нужно молчать.
Не нарушая Закона. Долги плачу регулярно, остался один перед Богом.
ИСПЫТАЛИ...
Что это я о мужиках, да опять о мужиках говорю? Надоело. Давайте-ка лучше расскажу вам о кузнеце нашем, Мише. Кто сказал, что мужик? Да его все в нашем колхозе бугаем звали. Даже путали часто:
- Это какой Миша? Какой бугай? Тот, что женихует в колхозном стаде или кузнец, наш придурок?
Ну, придурок там, не придурок – это еще доказать надо. Может потому, что когда Миша – кузнец при встрече с Мишей - быком шел напрямую, а тот, помотав головой, огибал его стороной, прячась за коров? Ну да мало ли что? Может племенной бычара не выносил запаха кузни?
А вообще племенной кузнец… Ну вот и я перепутал… Ага, Миша – бык, что на кузне работал, был человеком тихим, смирным и немного задумчивым. И вот эта задумчивость часто доводила его до греха. Ну, посудите сами: задумавшись, Миша может придвинуть ук себе кастрюлю с опущенным в нее ополовником и, чему-то улыбаясь, без помощи ложки осушить ее всю. И еще: он совсем не знал вкуса. Как-то ночь, придя домой с работы, а света нет почему-то, мать куда-то тоже ушла, он в потемках нашел первое, что попалось под руку, сытно покушал, отрыгнул, и лег спать. А вот бедные свиньи остались голодными. На другой день об этом деле знал весь колхоз. Мы подумали – враки – и решили проверить.
Представьте себе полевой стан бригады: домик в степи, в котором помещается кухня и начальство, потому что, начальству без кухни никак, рядом с домом навес, а под навесом длиннющий стол, а по обе стороны стола - деревянные лавки. Рядом с навесом кузница – ну и то, что с годами осталось от тракторов. Обед в поле стоил двадцать копеек, да и то не наличными, а под запись. Нас было в стане человек двадцать и каждый переживал за результаты предстоящего эксперимента. Штаб «эксперимента» возник стихийно, командовали все сразу, и я бы сказал, что такого общего желания «пойти в атаку» наверное не было даже при штурме Зимнего дворца.
Дружный был коллектив!
Не работать так не работать, есть так есть. Да и то: за весь день редко увидишь какую фигуру, но только наступал обед, как со всех щелей, как тараканы, мужики выходили к столу и становились в очередь.
Итак, обед! Наша стряпуха Аля Владимировна, уже поставила в центр стола чашку с солью и ударила в рельс. Благороднейший звук! Чашки были большие, борщ был наваристый, Миша – бугай как всегда задумчив и решителен. Он миновал очередь, первый взял чашку с борщем, сел за стол. Мы были в шоке. План нашего эксперимента, пересолить ему борщ, рухнул ко всем чертям. И тут проявил себя во всей красе наша гордость, человек с высшим образованием, агроном колхоза, наш комсомольский вожак! Он так ловко украл у кузнеца ложку, торчавшую из кармана брюк, что мы только ахнули. Вот где сноровка! Вот где желание помочь коллективу! А когда Миша растеряно похлопав себя по карманам, поднялся из-за стола и пошел за ложкой, он, обжигаясь, так же ловко перелил его борщ в чашку с солью.
Здесь все застыли. Тот, кто видел это немое кино, все поймет. Это двойной капкан: человек с высшим образованием, который еще не садился за стол стоял с грязной чашкой перед Алей Владимировной и с голодными глазами просил добавки, на что она только и смогла ответить:
- Что, уже-е?
И наш Миша, который в глубокой задумчивости уселся опять уселся за стол и поглощал борщ, в котором было больше соли, чем жижи…
Мужики от счастья рыдали. Ну а Миша, со скрежетом вычерпав со дна остатки борща, преспокойно поднялся и пошел за добавкой.
- Как, Миша, хороший борщ, - спросила стряпуха?
- Солоноватый Трошки…
26.07.2010
Пантелей Пчелкин.
НАШИ КОНЦЕРТЫ
- Лидка-а-а! – я (от горшка два вершка), бегу через росы. В каждой росинке - радуга.
- Лидка-а-а! – я бегу через лужи.
В каждой луже по солнцу, в каждой травке по пчелке, в каждой пчелке по меду, пчелки цветы целуют.
Я несу Лидке вишни, полную пазуху. Шмель тут как тут, зануда. Жиганет – мало не будет. Прямо в глаз метит. Я увернулся, я поскользнулся, я упал. Прямо в лужу.
Сказка пропала: солнце разбилось, вишни рассыпались. А бабына Марьина Лидка сидела у бабыной Настиной кручи и пела хорошую песню, без слов.
Одной рукой она перебирала себе губы, другой постоянно ковыряла в носу.
- Ба-ба-ба-ба… - и получалось.
Я собрал вишни и пошел к Лидке. Лидка брала вишни, обтирала их об живот и глотала так, прямо с косточками.
- Скусно-о! – у нас крал?
- Ага!
- Скусно-о! – шмель опять прилетел, страшно-престрашно!
- Лидка, бросай песком!
Ох, эти женщины… Бросила мне в глаза! Я реву, Лидка ревет, гля - и Борька, сосед мой, тоже. Мы даже плакать перестали.
- Лидка, чего это он?
- Камнем хотел воробышка, не докинул, стекло в хате разбил.
- Влетело?
- Ага…
- А ты чё ревешь?
- Тебя жалко.
Я возгордился: когда мамка жалеет не так приятно.
- Лидка, пошли, я докину.
Вот он, воробышек, под стрехой сидит, прямо над окошком.
Дядька Гришка с теткой Оксаной в хате за столом сидят, галушки едят. Вот он и камень – здоровый!
- Лидка, я не докину…
- Кидай!!!
- А чё у дядьки глаза круглые стали?
- Галушкой подавился. Кидай говорю!
Говорил – не докину!
Когда камень разбил стекло, я был далеко оттуда, а дома меня уже ждала мать с лозинкой.
И опять я реву, Лидка ревет, ну, и Борька тоже. За компанию, значит.
… Мой отец вставляет стекло, дядька Гришка топчется рядом, мы наблюдаем.
- Кум, не поверишь – только что вставил, а он – камнем, и прямо в галушки!
- Гы-гы-гы!
- Га-га-га!
- Прямо война какая!
- И в галушки попал, все пропало! Теперь голодными – на работу…
- Гы-гы-гы!
- Га-га-га! Ну, и шкода, кум, ну и шкода.
- Будете шкодить, негодники?
- Ни-и-и. Да штоб мы…
Мы и не шкодили. За ихними спинами, огородами-огородами – вишни красть…
