Ветров усадил ее на пень спиленной яблони.

- За простой деньги не платят, - сказал он и тоже сел. Она кивнула ему, поставила сумку, набитую тетрадями да учебниками и потянула на колени платье.

Сад был прозрачный, порыжелый. Осенние ветры безжалостно срывали подкрашенные осенью листья, разносили их по всему саду и устилали землю, как лоскутным одеялом. И все-таки здесь было уютно.

- Тась, а, Тась. Сестра прислала письмо. Опять спрашивает, как у меня дела, - промямлил он.

- А мне, Антон, - ответила она и залилась краской до самых кончиков своих маленьких ушей, от того, что опять соврала ему ибо писем от Антона она давно уже не получает. Они часто приходили сюда, в этот колхозный сад. Она учила в хуторской школе второй и четвертые классы, занималась с ними во вторую смену. Ветров работал чабаном и, закончив на кашаре работу, бежал к маленькой кирпичной школе, чтобы встретить ее, немного уставшую, но с такой притягательной улыбкой, на ее чуть подкрашенных розовых губах. Он брал у нее сумку, набитую школьными тетрадками, учебниками и не заходя к ней на квартиру, вел ее сюда в этот заброшенный сад.

Кружились желтые пожухлые листья, прорезали редкую паутину яблонь лучи солнца, чирикали воробьи. Ветров и Таисия Петровна сидели на пнях и не знали о чем говорить.

- Ну, соври что-нибудь, Ветров, а?.. – обычно просила она. Он смотрел на нее и недоумевал.- Да что я тебя, Тася, навру?

Солнце уходило, прячась за прифермеровский бугор. Какой-то период еще светились на бугре шиферные крыши кошар, но скоро все меркло и растворялось. Они шли в поселок, по дороге обычно встречали ее дочурку и Таиса говорила:

- Никого тебе, Ветров, не свести с ума… так и будешь меня сторожить..

Он не обижался, разводил руками и болтал с ее маленькой Галинкой о всяких пустяках. И так было не один год. Но однажды…

- …Сколько вам лет, дорогая Таисия Петровна? – спросила ее бухгалтер отделения совхоза, когда та пришла в контору. Чтобы выписать себе из совхозной кладовой продукты.

- Много, скоро уже тридцать, - тихо ответила она, своим ровным голосом Тася, не понимая, куда клонит та. Сидорова показала на стул и долго смотрела на эту молодую женщину.

- Не мало, надо сказать. Не мало…

В комнате стало так тихо, что слышалось тиканье часов на руках.- Вы знаете о чем я… У вас муж в армии? Он моложе вас? Так? А вы что, педагог, в его отсутствие себе позволяете? А? Что вам не терпится? Какой пример показываете вы нашей молодежи? Чему учите своим поведение наших детей?

Тася закрыла лицо руками.

- как вам не стыдно Степанида Сергеевна, - прошептала она, поднимаясь со стула.

- Как вам не стыдно…

И выбежала из конторы. Поздно вечером она плакала и шептала засыпающей дочери:

- Я люблю твоего папку Галочка.. Ты слышишь. Я люблю твоего папку, но он к нам отказался вернуться. Вот уже скоро пять лет, как мы его проводили в армию. Год назад он закончил срочную службу и остался на два года на сверхсрочную. Мы ему не нужны он прямо написал… Ты слышишь, доча?

А со всех сторон летело: что вам не терпится? – И круглое лицо усеянное веснушками, Сидоровой смотрело на нее с подушки. Ветрову сказала она.

- В поселке говорят о нас… Не хочу…

…Они не встречались больше месяца. Она избегала его, а он пытался ее найти, и чем настойчивее она избегала, тем откровеннее искал он.

На этот раз он обманул ее, закончив работу с отарой, Ветров ждал ее за углом школы с противоположной стороны. Таисия Петровна, теперь уже по привычке, несколько раз выглянула в окно, но ничего не заметила и вышла из школы.

- Как же та, Тась? – растерянно проговорил Ветров. Ей было жаль его. Собственно он был совершенно одинок. Этот Ветров ни с кем не мог найти общий язык, она одна была ему самым близким человеком, одна понимала его из всех поселковых девчат и женщин. Его худое обвеянное всеми ветрами лицо с оттопыренными ушами, стало еще непривлекательнее. Только глаза оставались странными: две недозрелые черносливы, крапленные росой, они смотрели растерянно и больно.

- Мне плохо без тебя, - призналась она, и отвернулась, - но ты знаешь…

Шел мелкий осенний дождь и капли висели в сером воздухе. Таисия Петровна и Ветров медленно шли по улице, боялись расстаться.

Шло время. Ветров больше не приходил. «Вы что такая грустная ходите, Таисия Петровна? - заметили ей как-то женщины с водокачки, где обычно жители поселка брали воду.

Она покосилась на любопытных и возразила:

- С чего вы взяли?

Но получилось неуверенно.

Вечером в поселковом клубе шел концерт, выступала областная агитбригада. Ветров опять не пришел. Таисия Петровна сидела в заднем ряду и ей хотелось хоть с кем-нибудь заговорить. Рядом сидел шофер с центральной усадьбы совхоза, привезший агитбригаду, молодой мужчина. Она его не знала, но ей очень хотелось говорить.

После концерта были танцы. Перед танцами они медленно ходили по залу, он держал ее под руку, что радовало ее, она знала, что за ними следят.

Весь вечер она танцевала только с ним и весело улыбалась.

После танцев он напросился ее проводить. В конце концов она взрослый человек, чтобы распорядиться собой.

Идя домой Таисия Петровна думала о своем. Напрасно не пришел Ветров. Они бы не перекинулись и словечком, ходили бы молча и никто бы не поверил, что между ними ничего нет. Пусть бы говорили о ней, она отчаянная. Пусть бы завидовали и боялись ее.

- У нас педагог личного не имеет, - продолжал шофер, - А и серьезный человек-педагог имеет право на свое… интимное…

Таисия Петровна совсем не вникала в смысл его речи, она неожиданно стала говорить, что она самая счастливая на свете! Она думала о Ветрове.

У порога ее квартиры шофер смело прижался к ней, расстегнул пальто т она почувствовала, как он ощупывает ее. Вот руки прошли по туго затянутым небольшим грудям, скользнули по талии, но она не обращала внимания. Все перепуталось в ее голове, мысли одна путаней другой переплетались и не могли правильно влиять на ее действия. И только когда дрожащие руки чужого человека остановились на поясе, а потом вдруг начали быстро-быстро бегать по пуговицам юбки Таисия Петровна ровно пришла в себя.

-Да идите вы вон! – закричала она и вырвавшись из его рук, шагнула в коридор, захлопнув дверь перед самым его носом.

.. Однажды во время урока Таисия Петровна выглянула в окно и увидела Ветрова. Он стоял у ограды и смотрел на школу. Это был последний урок. Второклашки уже ушли и она занималась только с четвертым классом. Не успела она стать к доске, как по классу прошел шепоток: Ветров, Ветров там. За окном. Таисия Петровна обрадовалась и испугалась: даже эти маленькие человечики, ученики четвертого классе, ее ученики, думают о ней плохо. И вдруг она стала говорить о том. почему за окном стоит Ветров. На свете не только Онегин любил свою Татьяну, не только Мелихов любил Аксинью, она говорила о любви. О любви, которой можно говорить ученикам и не в четвертом классе.

- Нет же, дети, на земле любят все. Дозволено любить Ветрову, дозволено любить им. Не смейтесь же, дети. Над самими собой. Не надо!

Она говорила об этом долго и откровенно, а на глаза набегали непрошенные слезы. Класс был сосредоточенно тих, любопытен, они ловили каждое ее слово, с ними еще никто и никогда с такой откровенностью не говорил. В классе стояла полнейшая тишина.

Когда Таисия Петровна закончила говорить и обернулась к окну, Ветрова уже не было. На улице кружил первый зимний снег. Измешанная гусеницами тракторов земля была еще черной, но там где уцелела пожухлая трава, залегло белое полотно, и чьи-то следы отчетливо выделялись на снегу от школьной ограды, теряясь в тракторной колее.

Возвращаясь в этот день из школы, Таисия Петровна часто оглядывалась и смотрела по сторонам: она была уверена, что Ветров встретит ее. Но Ветров не встретил.

Вечером она сидела дома и просматривала семейный альбом. Антон, она и дочурка вместе, фотография была сделана, когда дочурке исполнился один год. Она и Антон в Севастополе у памятника затопленным кораблям. Снова Антон и она на борту корабля, командир разрешил провести ее на корабль и показать все, что можно. Снимались в Севастополе летом на втором году его службы. Они вернулись из похода. Антон дал ей телеграмму и она прилетела к нему. Тогда ей казалось, что они самые счастливые, пять дней пролетели как во сне. А через полгода, когда она ждала его в отпуск, пошел третий год его службы. Вдруг пришло письмо, в котором Антон писал, чтобы она забыла его и не ждала, так как он полюбил другую девушку-молоденькую. Она помнит тот день и час. Сколько было пролито слез. А ведь ей говорили, советовали не выходить за Антона замуж так как он на три года был моложе от нее. Но тогда не хотелось ни во что и никому верить. Они любили. Вот фотография – Антон выглядывает из кабины гусеничного трактора. Она помнила этот день, в этот день Антон провожал ее после учебного года к ее родителям. И так уж случилось, что именно в этот день вечером, она тогда совсем еще молодой педагог, стала его женой.

О том, что случилось в конторе, она никого не винит, кроме себя. Ведь то, что ее бросил Антон, она никому не рассказывала. Просто со слов почтальона люди догадывались ибо та частенько говаривала, что Антон не пишет своей жене, а когда любопытные казачки спрашивали, она уклончиво отвечала.

..Ветров пришел вечером тридцать первого декабря.

Случилось так, что после школьной новогодней елки Таисия Петровна пришла домой и осталась одна, ни с кем никуда не приглашенная. Как только стемнело она отправила дочурку с бабушкой к соседке, которая справляла елку своим ребятам, а сама села к окну и сидела добрых полвечера. По стеклу шуршали крупинки снега и на глаза Таисии Петровны откуда-то из глубины, накатывались слезы.

- Я случайно, Тася, думал тебя дома нет, - сказал Ветров, застряв в дверях. – думаю все же зайду.

Таисия Петровна подбежала к нему, схватила за плечи и не сказала, а выдохнула ему в лицо:

- Веди меня куда-нибудь, слышишь, Ветров, веди меня куда- нибудь. Я больше не хочу плакать.

- Зачем плакать? – засуетился он. – Вовсе плакать не надо, а где Галя? Бабушка?

- У соседей, у Ирины на елку ушли, - Таисия Петровна бросилась к шифоньеру, выбросила несколько платьев и укрывшись за дверкой потребовала. – Ты проходи. Давай. Только не смотри сюда… Куда ты меня поведешь?

Так быстро она не собиралась никогда. Они вышли на улицу и она взяла его под руку. Взяла, впервые за все то время, сколько они встречались.

- Холодно? – спросил Ветров.

-Не-е. – ответила она, потому что ей и впрямь не было холодно.

Единственная поселковая улица, блистала накатанным снегом. Свет электрических лампочек на столбах вдоль улицы бросал снопы лучей на полотно дороги.

- Тась, я получил письмо от сестры, опять интересуется, - помолчав сказал он.

- зато я уже почти два года не получаю, - наконец честно призналась она.- Ну, ты знаешь от кого. Когда он написал мне, чтобы не ждала его, то после какое-то время приходили, чисто для дочурки. Потом, видимо. понял. Что дочь-то его совсем не помнит и перестал вообще писать. Вот так-то, Ветров. – ответила Таисия Петровна и отвернулась.

Беспощадно долго скользила она глазами по серым стенам домов. Больше они всю дорогу ни о чем не говорили. В гостях Таисия Петровна была весела и даже не в меру. Мужчины отмечали ее, она бесконечно танцевала, а когда приглашали на плясовую, то лихо отплясывала и барыню, и цыганочку, и яблочко. Ей было весело и она не стеснялась просила Ветрова:

-Выручи меня, байбак не образованный…

Ветров заботливо спрашивал:

- Тася, ты сегодня лишнего не выпила?

- Сегодня мне очень хорошо, мне нравится вино, - смеялась она.- очень, Ветров, нравится…

Возвращались они под утро. По улице бродили пьяные компании и пели.

- Пойдем на пруд? – предложила Таисия Петровна.

- А не холодно? – второй раз за это время спросил Ветров.

- Нисколечки не холодно, - ответила она.

Небо было покрыто черными тучами. Вот-вот обещал повалить снег. Вдоль пруда прорывался холодный ветерок, гоня поземку, по еще тонкому, черному, в ночи льду. Стоять на плотине в такое время неприятно. Но Таисе Петровне нравилось смотреть на черную воду, скованную прозрачным и казавшимся в ночи тоже черным льдом. Ветров не мешал. Он стоял в стороне и следил за ней.

- Ветров, ты можешь сделать что-нибудь сногсшибательное? – спросила она.

- Вероятно, нет – трезво ответил Ветров.

- Человеку надо быть необыкновенным – Таиса Петровна расставила руки, как крылья, сорвалась с берега, побежала на тонкий лед - закричала – Лови, Ветров, поймаешь… Она осеклась на полуслове и стало слышно, как под ее ногами трещит лед.

Ветров шел по берегу и лепетал:

- Тась, ты обязательно провалишься. Это по теории вероятности.

Не успел он закончить говорить, как лед под ногами Таисы Петровны провалился и она оказалась почти по пояс в холодной воде. Вода, освободившись от своих оков, разлилась по льду до самого берега.

- Я же говорил, Тася, - продолжал лепетать Ветров. Он ступил на тонкий, ломающийся лед, окунул туфлю в воду, точно проверяя, действительно ли холодная вода, и сбросив с себя пальто и пиджак, не обращая внимания на ломающийся ледок, побрел по ледяной воде к Таисе.

Когда он занес ее в квартиру, мать и дочь спали, она провела его в свою комнату, заставила раздеться. Зажгла свет, покрутилась у зеркала, а потом, откинувшись на диване подумала: - «Жаль, что Сидорова и вообще никто не видел этого и не увидят».

- Подойди ко мне – сказала она Ветрову. Он уставился на ее небольшие, но туго затянутые бюстгалтером и выпирающие двумя яблоками, сорта Антоновка, из под нарядной кофты, груди. – Подойди же – повторила она, а сама подумала – «Завтра, вернее теперь уже сегодня будут меня склонять». Какая ерунда! Они, бабы, завидуют мне. Каждая захотела бы остаться с кем-то, если бы это сходило с рук». – Стройная я? - продолжала она мягко. - Ну скажи – стройная? Неужели тебе не нравится моя фигура? На притронься… Ветров протянул руку и Таиса Петровна схватила ее – На же, притронься, выдохнула она, закрыв глаза. – Он мягко высвободил свою руку. Ее затрясло: сейчас он схватит, будет целовать, а потом…

- Ветров, - сказала она со стоном, торопя его, и в ответ услышала бой курантов по радио, донесшийся с улицы.

Она открыла глаза. Ветров торопливо надевал пальто. Лицо его было ужасно, руки тряслись… Он не мог отыскать рукав и топтался на месте и топтался на месте, шурша мокрыми брюками.

- Дурак – раздельно произнесла Таиса Петровна. Он заторопился еще быстрее, но, так и не надев пальто, метнулся к двери. «Дурак, - повторила Таиса Петровна незлобно, с улыбкой, и схватив пальто с вешалки побежала за ним.

… Вас осудит поселок, Таиса Петровна, – процедила Сидорова – Вы сошли с ума.

- Сумасшедших, Степанида Сергеевна не судят, запомните это, их лечат, им помогают – возразила ей дерзко Таиса Петровна. - Вы это знали и раньше, однако не предполагали, что я настолько сумасшедшая, а Ветров настолько дурак, что прошел мимо Вас бездетной и незамужней женщины Степанида Сергеевна, а мы ведь с Вами ровесницы, только почему-то он предпочел меня – замужнюю, с дочерью на руках.

Они стояли посреди улицы, будто встретились случайно.

- Любите его, что ли? – морщась, спросила Сидорова. Таисе Петровне так захотелось узнать об этой женщине все, увидеть ее изнутри, абсолютно все. Она усмехнулась.

- Я люблю, а Вы?

-За что, позвольте узнать?

-Не терпится? Отвечу, за то, за что и Вы. Ведь Вы не зря мне не давали и не даете прохода, одна из всех поселковых женщин. Ссылаясь на мое, пагубно действующее на детей поведение. Кстати, на детей, которых у Вас нет.

Сидорова презрительно ее оглядела и толи прошептала, скорее, как змея прошипела:

- Нашли, кого любить, извините меня, размазню…

-Извиняю – с издевкой ответила Таиса Петровна, подумала и добавила – Жаль, только я поздно это поняла.

Ну да Бог Вам судья.

Прошли годы. Выросла старшая дочь. Ее дочь. Подрастает их общая дочь, хотя… в этой семье детей никто никогда не делил. Ветров принял ее дочь как свою, принял всем сердцем и она это чувствовала и платила ему тем же.

И теперь, разное говорят в поселке. Даже то, что они счастливы, нет, не просто счастливы, а очень счастливы, что каждый день – это продолжение сложной и необыкновенной любви, которая родилась не случайно, зато случайно обнаружилась. И кто знает, были бы они счастливы, если бы не откликнулись они в тот момент на зов своих сердец и не пошли друг другу на встречу.

D.S.Что же касается за кадрового «героя» - Антона? Он действительно встретил на флоте молоденькую девушку, которая оказалась дочерью адмирала – командира бригады эсминцев. Думал и сам дослужиться до адмирала, но в результате был списан сначала на берег, а потом и с военной службы. Адмиральская дочь дала ему, как сказал дед Щукарь – Отлуп. В последствии, след его затерялся.

А. Гранников, октябрь 2013г.

с. Кашары.